В январе 1917 года в гостинице Гвардейского экономического общества «Астория» в лучшем номере люкс поселился граф де О’Верк. Безукоризненные манеры и светский лоск аристократа не вызывали сомнений. До тех пор, пока он не отправил счет за проживание по адресу... несуществующей коммерческой фирмы. Управляющий гостиницей не стал преждевременно скандалить, а сообщил о загадочном постояльце в департамент полиции. У графа вежливо, под благовидным предлогом, проверили документы, и они оказались в полном порядке.
Однако у полицейского исправника подозрения не рассеялись. Нет, ничего конкретного предъявить графу было нельзя, но сработало профессиональное чутье. За постояльцем установили негласный надзор. Быстро выяснилось, что он уже вторую неделю обедает в лучших ресторанах, покупает дорогие вещи, а счета отсылает на несуществующие адреса. Полиция приготовилась было задержать афериста, но он опередил правоохранителей. Граф сбежал, прихватив с собой фамильные драгоценности вдовы почетного гражданина Бермана на общую сумму 50 тысяч рублей золотом. Даже по меркам военной инфляции огромная сумма! К изумлению полиции, вдова совершенно штатского человека смогла поселиться в гостинице, принадлежавшей Гвардейскому корпусу, и попала под обаяние светского льва. Вдовушке уже мерещились новый супружеский венец и графский титул в придачу. В неге она поведала будущему мужу о своем приданом. Он его и захватил. А вот невесту с собой взять забыл...
Тут уж полиция не опростоволосилась. Уже через две недели беглеца по приметам обнаружили и арестовали... в Симферополе. Беглый граф собирался в Ялту - курортную столицу империи, где, несмотря на войну и зиму, было много отдыхающих. Там он готовился, имея на руках «фамильные драгоценности» графов де О’Верк, провернуть еще более масштабную аферу. После трехчасового допроса выяснилось, что никакой он не граф, а крестьянин Тверской губернии Михаил Оверков. Вырос комнатным мальчиком на побегушках во дворце князя. Вместе с сыном хозяина за компанию выучил французский язык, благо оказался смышленее самого княжича. Освоил манеры высшего света. Документы же французского аристократа похитил, пока тот гостил у хозяина дома. Гостю из Франции выправили новые взамен «потерянных», и он отбыл на родину. А в России появился новый граф де О’Верк, который с подлинными документами отправился в турне по стране.
Арестант ничего не скрывал, на допросе хохотал над одураченными богачами. За ним было более 30 подобных дел, улов исчислялся сотнями тысяч рублей. Аферист был уверен, что до суда дело не дойдет, ибо тогда в деле всплывут известные фамилии... Оверков был направлен следствием в Петроградский дом предварительного заключения (ДОПР) сроком на три месяца. До суда же действительно не дошло. В камеру его отправили 10 февраля 1917 года... А 1 марта всех арестантов - и уголовных, и политических - освободила революция.
1 февраля 1917 года полиция ворвалась в «университетские номера» - гостиницу для студентов Петроградского университета на Васильевском острове. В одном из номеров проживал вольнослушатель химического факультета А.А. Кузнецов (полные имя и отчество преступника не напечатали) - из крестьян Московской губернии. Самородок из народа проявил недюжинные способности в химии, но были они очень специфические. Полиция изъяла семь баллонов с сильнодействующими кислотами, аппарат для накачивания газов в щели замков банковских сейфов, 14 различных отмычек, два чертежа банковских сейфов, два обгоревших подобных чертежа и 10 тысяч рублей наличными, похищенных недавно из сейфа одного кредитного товарищества.
Это был успех оперативной работы агентов полиции, внедренных в преступную среду «медвежатников». Но следователей восхитил метод вскрытия сейфов. Сильнодействующая кислота накачивалась под большим давлением через замочную скважину в сейф. Химический реактив разъедал металл, запор ослабевал, затем в ход шли отмычки. Просто, оригинально и даже, можно сказать, интеллигентно. «Медвежатника»-химика отправили до суда в тот же ДОПР. От суда его, как и другого собрата по классу - крестьянина Оверкова, спасла революция.
Ограбление, предотвращенное полицией в ночь на 15 февраля 1917 года, можно было бы назвать банальным. В доме 25 по Моховой улице находилась типография «Техник», собственник которой получил выгодный заказ с предоплатой. Деньги он запер в несгораемый сейф. Юному рабочему типографии - помощнику наборщика - по фамилии Иванов было 17 лет. Он ненавидел буржуев. Два его приятеля - Хохлов 16 лет и Овсянников 15 лет - решили «экспроприировать экспроприаторов». Как несовершеннолетние они особо ничем не рисковали в случае неудачи. А расчет на успех был верен - смышленый пролетарий Иванов успел сделать слепок с ключей от сейфа. Но подозрительную троицу заметил сторож, дал знать дворнику, тот кликнул городового...
Учитывая, что было только покушение на ограбление, и возраст взломщиков, можно было бы и отпустить юнцов на волю. Следователи так и сделали бы, но «атаман пионеров социальной революции» 17-летний Иванов заявил: «Мы
не грабители, мы мстители угнетенного класса». Юношей отправили охладить пыл и подумать в тот же ДОПР, откуда их выпустила на свободу грянувшая спустя две недели социалистическая революция.
Тот, кто думает, что коллекторские агентства - плод современности, - ошибается. И в канун революции они существовали, только именовались иначе. А действовали почти так же. На страницах «Вестника полиции» описывается, «как группа лиц под предводительством князя Д. вымогала права на фабрику купца 2-й гильдии, основываясь на не возвращенном им долге некоему частному лицу». Купец-должник вызвал полицию, вымогателей арестовали.
В интересах следствия и дабы не порочить честь княжеской фамилии, имена их не раскрывались. Несмотря на смутное время, самодержавная власть и судебная система ничуть не собирались отдавать свои права группе частных лиц, «дружине вымогателей» даже под княжеским штандартом. Таинственного «князя вышибал» в ДОПР не отправили - все же не крестьянин, не помощник наборщика... А до конца следствия поместили под домашний арест. Из-под ареста аристократа-коллектора освободила революция, но князю вскоре пришлось бежать из страны от «революционной свободы».
На страницах «Вестника полиции» можно было прочесть не только о столичных или российских преступниках, но и о практике и новшествах в службе уголовной полиции ряда стран. Например, для российских полицейских было неожиданностью, что с начала 1917 года в числе бобби Туманного Альбиона появились... женщины. До революции среди чинов наружной полиции женщин не было. Это сейчас число представительниц прекрасного пола в форме МВД РФ не удивляет. А сто лет назад подобное было революционной победой феминизма.
Александр СМИРНОВ