Любители сенсаций высказывали версию, что Александр Ульянов был внебрачным сыном Александра II. Однако их утверждение, будто мать революционера в юности была фрейлиной при дворе, не подтверждается документами: в столь высокие сферы она в юности не попадала. Также ничем не подтверждена и версия о том, что отцом Александра был террорист Дмитрий Каракозов, казненный в 1866 году за покушение на Александра II.
Появившись на свет в 1866 году, Александр Ульянов окончил гимназию с золотой медалью и стал студентом Санкт-Петербургского университета.
У него в квартире на Петербургской стороне собирался кружок студентов-биологов, а сам он на третьем курсе получил золотую медаль за научную работу по зоологии на тему: «Об органах сегментарных и половых пресноводных Annulata».
Однако затем Ульянов переключился на химию, поскольку его единомышленникам требовались бомбы, без которых сделать страну счастливой было решительно невозможно. Именно он в феврале 1887 года написал и программу «Террористической
фракции», хотя фактическим ее руководителем был другой студент университета - купеческий сын Петр Шевырев.
Позже, ознакомившись с программой фракции, Александр III черкнет на полях: «Эта записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота». Император был слишком суров. Ульянов всего лишь позаимствовал старые народовольческие лозунги постоянного народного представительства, всеобщего избирательного права, свободы слова и вероисповедания, замены всеобщей воинской повинности земским ополчением и национализации земли с ее последующим перераспределением. К этому списку был добавлен заимствованный у социал-демократов тезис о необходимости национализации всех промышленных предприятий.
Впрочем, вывод из этой программы император сделал абсолютно правильный: «Чистейшая коммуна».
Сам Ульянов именно на коммуну и настроился. И даже отчасти жил по ее принципам. Полученную за изучение половых органов пресноводных золотую медаль он продал, чтобы купить взрывчатку для бомбы.
Из других активных членов организации стоит выделить сокурсника Ульянова Пахомия Андреюшкина, Василия Осипанова и Василия Генералова.
Осипанов перевелся в Петербургский университет из Казани специально, чтобы принять участие в цареубийстве, а студент Генералов происходил из той же Зимовейской станицы, которая дала России Разина и Пугачева.
Через Андреюшкина петербуржцы были связаны с харьковскими студенческими кружками. Связь с нелегальными организациями Вильны поддерживалась через студента юридического факультета - поляка Бронислава Пилсудского.
Только в Петербурге фракция насчитывала около сотни членов, хотя уровень их посвященности был очень разным. Перед большинством студентов руководители позиционировали себя как классические народники и делали упор на пропаганду, а вот относительно террора как главного средства борьбы информировались только самые доверенные члены.
Бомбы, в количестве трех штук, решили изготовить в Харькове, подальше от зорких глаз столичной полиции. Один из террористов был послан в Вильну достать яд, в поисках которого ему помогал Юзеф Пилсудский - брат Бронислава.
Дело в том, что бомбы представляли собой полые металлические цилиндры, заполненные свинцовыми «жеребейками» (обрезками), шрапнелью и стрихнином.
По заключению профессора Михайловской артиллерийской академии генерал-майора Федорова, наличие яда «при самом незначительном поражении, нанесенном означенными жеребейками, повлекло бы за собой смерть».
Несмотря на большую численность, организация была хорошо законспирирована и подверглась разгрому, в сущности, из-за мелочи.
В России существовала практика «черных кабинетов», в которых специально подготовленные полицейские чиновники выборочно просматривали почтовую корреспонденцию. В Харькове пристав обратил внимание на письмо неизвестного автора, адресованное студенту Ивану Никитину, в котором содержалась фраза: «У нас возможен самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже в непродолжительном времени».
Никитина вызвали на допрос и вытрясли имя корреспондента - им оказался Андреюшкин. Дело попало на контроль к самому министру внутренних дел Дмитрию Толстому, который приказал установить наблюдение за Андреюшкиным и выявить круг его знакомых. Следствие вел директор департамента полиции Петр Дурново.
28 февраля 1887 года Толстой доложил императору: «...кружок злоумышленников намерен произвести в ближайшем будущем террористический акт, и для этого в распоряжении этих лиц имеются метательные снаряды, привезенные в Петербург готовыми "приезжим" из Харькова».
Отсюда был сделан логический вывод, что теракт может быть осуществлен уже на следующий день - в шестую годовщину убийства Царя-освободителя.
Исходя из этого, 1 марта решили максимально усилить охрану царя на пути его следования из Зимнего дворца в Петропавловский собор для присутствия на торжественном молебне. Персональные филеры были приставлены к тем, кто фигурировал среди знакомых Андреюшкина.
Расчет оправдался полностью. Сам Андреюшкин и Генералов поджидали выхода царя у здания Главного штаба и вели себя столь нервно, что для начала им просто заломили руки. У каждого нашли по бомбе, а у Андреюшкина еще и револьвер. Осипанова и Волохова взяли на Невском.
Ульянов не входил в число исполнителей и был схвачен у себя на квартире. Шевырева арестовали через неделю в Ялте, где он лечился от туберкулеза.
В общей сложности было задержано 74 человека, но перед судом предстали только 15. На прошении хлопотавшей за сына Марии Александровны Ульяновой царь начертал: «Мне кажется желательным дать ей свидание, чтобы она убедилась, что за личность ее милейший сынок, и показать ей показания ее сына, чтобы она видела, каких он убеждений».
Сестра арестованного Ульянова Анна, которая тоже состояла в организации, вспоминала: «Когда мать пришла к нему на первое свидание, он плакал и обнимал ее колени, прося ее простить его за причиняемое им горе. Он говорил ей, что у него есть долг не только перед семьей, и, рисуя ей бесправное, задавленное положение родины, указывал, что долг каждого честного человека бороться за освобождение ее».
Обязанный по долгу службы присутствовать при свидании молодой прокурор при очередном гневном высказывании Александра воскликнул: «Прав он, прав!»
Главным прокурором на процессе был тайный советник Николай Неклюдов, некогда учившийся у отца Александра Ульянова. Чувствовал он себя очень скверно, но материалом владел основательно, так что все обвиняемые были приговорены к смертной казни.
Император имел право смягчить приговор - и смягчил его для всех, кроме Ульянова, Шевырева, Андреюшкина, Генералова и Осипанова.
Выступив ярче всех на суде, Ульянов все же написал царю прошение о помиловании, не выразив в нем, однако, никакого раскаяния и прося сохранить ему жизнь исключительно ради матери. В помиловании было отказано.
За несостоявшееся покушение на Александра III повесили пятерых человек - столько же, сколько за успешное покушение на Александра II. Правда, казнили их не в центре столицы, а в Шлиссельбургской крепости. Перед смертью все, кроме Шевырева, приложились к кресту. Смерть встретили достойно.
Бронислав Пилсудский получил 15 лет, на Дальнем Востоке занимался этнографическими исследованиями, прижил сына и дочь с девушкой из народа айнов; его потомки живут сейчас в Японии. Младший брат Бронислава Юзеф отделался ссылкой, а впоследствии стал «отцом» возрожденного Польского государства.
Владимир Ульянов, узнав о смерти брата, сказал: «Мы пойдем другим путем». На виселицу ему действительно не хотелось.
Впрочем, большой вопрос, говорил ли Ленин эту фразу на самом деле. Впервые об этом поведала его сестра - Мария Ильинична - уже после смерти вождя мирового пролетариата. Она явно имела в виду, что Ленин уже в 17 лет прекрасно знал, каким путем он пойдет. Мы же не имеем никаких подтверждений того, что 17-летний Владимир Ульянов имел сколько-нибудь сложившуюся систему взглядов. Правда, пошел он действительно другим путем.
Александр Ребров