Будущий владелец богатейшей коллекции родился в Москве 5 июля 1913 года в семье коммерсанта с греческими корнями. В 1930-е годы работал водителем в посольствах западных стран и частенько возил дипломатических работников в антикварные магазины. С интересом наблюдал, как они оптом и в розницу скупают антиквариат, как радуются каждой покупке.
Он слушал их рассказы о великих художниках, скульпторах, ювелирах, мебельных мастерах — и постепенно сам втянулся в коллекционирование. Предметы искусства завораживали и притягивали его.
Отец всячески поддерживал увлечение сына и даже выделил ему определённые средства для приобретения антиквариата. Вдохновлённый поддержкой, Георгий начал собирать картины старых голландцев, фарфор, бронзу, русское серебро, ковры, гобелены и ткани. Но всё время думал о том, что если будет продолжать в том же духе, то ничего нового в историю искусства не привнесёт. Всё то, что он собирал, было представлено в Лувре, Эрмитаже, других крупных музеях и в богатых частных собраниях. А тщеславному молодому человеку хотелось сделать что-то оригинальное, необыкновенное, эпохальное и непременно выделиться из толпы рядовых коллекционеров.
Летом 1946 года Георгий был приглашён в уютную квартиру столичного собирателя живописи и там впервые увидел три картины авангардистов. Одна из них — кисти Ольги Розановой — произвела на него магическое впечатление. Она называлась «Зелёная полоса». Молодой человек стоял перед ней полчаса, словно пригвожденный какой-то неведомой силой.
После чаепития с хозяйкой Георгий покинул гостеприимное жилище, более напоминавшее музей, но мыслями снова и снова возвращался к увиденному творению искусства. Каким-то шестым чувством понял, что оно представляет огромную ценность и останется жить в веках. Он предпринял много усилий, чтобы купить эту работу, а заодно — и две другие картины авангардистов.
С этого дня он твёрдо решил расстаться со всем, что успел приобрести, а впредь приобретать только русский авангард.
Среди художественной интеллигенции за ним прочно закрепилось прозвище Грек-Чудак, ведь в то время официальные власти СССР признавали только произведения, выполненные в духе социалистического реализма. Всё остальное безжалостно отвергалось, подвергалось жёсткой критике и полному неприятию.
Все усилия Костаки по собиранию коллекции авангарда всецело поддерживала любимая жена Зинаида. Увидев её в доме знакомых, девятнадцатилетний Георгий влюбился с первого взгляда и сделал всё, чтобы завоевать сердце красавицы.
Сближению, способствовало и то, что Зина прекрасно пела, а Георгий виртуозно аккомпанировал ей на гитаре. Творческий дуэт вполне гармонично превратился в семейный.
Через год после свадьбы Зинаида родила первого ребёнка. Через пять лет в семье было уже четверо детей — три дочери и сын.
Зинаида мечтала о карьере врача, но Георгий жёстко сказал: «Твое дело — воспитывать детей и вести хозяйство, а моё — обеспечивать семью!».
Супруга безропотно подчинилась диктату, а ещё она целиком разделяла увлечение мужа. Доходило до того, что когда ему нужно было расплачиваться за какую-нибудь картину, а денег в доме не было, он говорил: «Зина, достань из шкафа шубу. Ту, что я привёз из Парижа».
Так случалось не раз и не два: он привозил ей из-за границы шубу и через какое-то время эту шубу «конфисковывал», продавал и на вырученные средства покупал картины молодых авторов, которых впоследствии прозвали нонконформистами и работы которых взлетели в цене в десятки и сотни раз.
Но Зинаида никогда не обижалась на «конфискации». Она видела, сколько «священного восторга» приносит мужу очередное приобретение, и радовалась за него. Что же касается шубы — то это дело наживное!
А коллекция Костаки между тем пополнялась все новыми работами. Вскоре его имя в художественных кругах начали ассоциировать с историей русского авангарда первой трети XX века. Малевич, Кандинский, Шагал, Родченко, Клюн, Попова, Филонов — творения этих мастеров украшали стены квартиры Костаки.
Его уникальное собрание включало произведения десятков художников, многие из которых иначе были бы просто забыты. Коллекционер-самоучка, ставший истинным знатоком забытого в Советском Союзе искусства собирания художественных ценностей, Костаки потратил немало сил и средств, чтобы сохранить для страны имена её художников-новаторов. Упорно собирал и иконы, считая их одухотворёнными, сакральными предметами искусства. Позже признавался:
— Глаза на иконы мне открыли картины авангардистов. Я стал понимать, что это очень родственные вещи, начал узнавать в иконе элементы абстрактной живописи и супрематизма, всякого рода универсальную символику…
Квартира и загородный дом Костаки постепенно становились местом притяжения для коллег-коллекционеров, художников, музыкантов, артистов и простых советских граждан, страстно желавших приобщиться к запретному тогда искусству.
Надежд организовать выставку и показать свои богатства широкой публике Костаки в то время не питал, ибо власть упорно отрицала авангард как искусство, считая его низкопробной халтурой.
В 1976 году в его загородном особняке случился пожар. В огне погибли произведения, которые очень ценил Георгий. Это стало для него настоящим, ударом. Сам он считал, что причиной пожара был элементарный поджог, который устроили воры, посетившие дом и похитившие несколько десятков работ. А вскоре подверглась нападению грабителей и московская квартира Костаки. Злоумышленники похитили драгоценнейшие экспонаты. Этот налёт пострадавшая семья также считала неслучайным и связывала с тем, что власть упорно не желает допускать существование неофициального музея запрещённого авангардистского искусства.
Тем временем в стране развернулась яростная борьба «со спекулянтами от искусства». Силовые структуры принялись чистить подпольный рынок коллекционеров. В 1974 году во Львове был арестован известный коллекционер Владимир Мороз, а его огромное собрание художественных ценностей конфисковано в пользу государства. Эта история вызвала панические настроения среди собирателей СССР.
В квартире Костаки регулярно раздавались телефонные звонки с угрозами.
— Мы тебя раскулачим, гадёныш! — выкрикивали грубые голоса.
Георгий направил несколько писем Брежневу и Андропову с просьбами защитить его собрание и семью. В ответ — холодное молчание. Коллекционер осознал, что жить с подобной коллекцией в Москве стало опасно.
В такой обстановке Костаки в 1979 году принял решение эмигрировать с семьёй на историческую родину — в Грецию. Власти разрешили ему выезд только в том случае, если он подарит государственной Третьяковской галерее большинство экспонатов коллекции.
В результате более восьмисот произведений из собрания Костаки составили основу коллекции авангарда Третьяковской галереи, часть собрания икон вошла в коллекцию Музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, 700 рисунков Анатолия Зверева составили золотой фонд коллекции Музея Анатолия Зверева.
В западной прессе звучали упрёки коллекционеру Костаки за то, что в 1930-1970-е годы он платил художникам относительно небольшие деньги за картины, которые сейчас стоят миллионы. На что сам Георгий отвечал:
— Не следует забывать, что у меня не было финансовых возможностей обласканных властями официальных художников, поэтов-песенников и прочих богатых людей, собиравших искусство. Кроме того (и это могут многие подтвердить), я всегда поддерживал материально молодых художников, а также родственников ушедших в мир иной мастеров!
Гениальность Костаки состоит в том, что он раньше других понял художественную ценность русского авангарда. Понял в то время, когда творения авангардистов власти считали откровенной халтурой.
Его дочь говорила:
— Над папой многие иронизировали и даже издевательски смеялись. Недоброжелатели считали, что искусство авангарда никогда не будет признано и оценено, что он занимается просто какой-то чертовщиной!
Одну из уникальных работ Любови Поповой, написанную на фанерном листе, Костаки обнаружил в подмосковном Звенигороде: жители ветхого домика забили картиной оконный проем. У них не было денег, чтобы вставить стекло. Георгий вмиг решил эту проблему, а взамен получил вожделенное полотно Поповой.
На обороте картины Климента Редько «Восстание», купленной у вдовы художника Татьяны Фёдоровны, Костаки незадолго до передачи картины Третьяковской галерее написал: «Картина века, самое великое произведение революционной России. Георгий Костаки. Москва, 14 апреля 77 года».
В 1988 году Георгий тяжело заболел. Он лечился в лучших клиниках, но недуг всё-таки сразил великого коллекционера. Он покинул бренный мир в 1990 году. После его смерти греческое государство выкупило часть коллекции Костаки и поместило её в основанном в 1997 году Государственном музее современного искусства в Салониках.
Владимир БАРСОВ